Пятница, 29.03.2024
Мой сайт
Меню сайта
Категории раздела
Новости [431]
Мини-чат
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 4
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Форма входа
Главная » 2011 » Январь » 28 » Последние осколки.
09:51
Последние осколки.
ICQ, «аська», столько людей «online», а поговорить не с кем.Немного спорно на мой вкус. Не знаю, возможно придется исправлять, или  стереть вообще.
Введите содержимое врезки

Каждый раз оглядываясь назад в прошлое в поисках перекрестка, на котором я выбрала неверный путь, я все больше понимаю, что дорога была неверна с самого начала. Обвинять в этом кого-либо совершенно бесполезно, бесполезно возвращаться назад – увы, я не смогу снова стать наивной пятилетней девочкой. Время – река, а мы лишь камни, брошенные в эту реку, и нам не повернуть ее вспять.

Я пытаюсь собрать в единое целое осколки собственного сознания и разума, но они разбиваются на еще более мелкие части.  Три года я живу в кошмаре, являясь тонкой прослойкой воздуха между молотом и наковальней. Иногда они меняются ролями, но я остаюсь. Каждый раз, сдерживая их, но даже моих сил не хватает. Безумие окружающих передается тебе, бессонные ночи усугубляют его, и вот она – новая трещина разума, новый осколок отпал. 

А кошмар продолжается, усиливаясь с каждым днем. И как остановить его?! О, эти вечные упреки, неоправданные надежды, непонимание и агрессия. Твой успех втоптан в грязь снисходительным смешком. Словно кнут, хлещет слово. Пощечина фразой. Временами мне кажется, что удар вынести намного проще и легче.

Легко сопротивляться, когда есть хотя бы маленькая крепость, когда есть за что биться. А когда рушатся все оплоты, и собственный дом стал тюрьмой…

Моя мозаика начала окончательно распадаться в ноябре 2007 года. Очередная ссора, глупость, скандал, необходимость прогибаться, эгоизм – были первыми серьезными трещинами. Осколки полетели в декабре, а тщетные попытки все собрать и склеить не увенчались успехом, в итоге все разваливалось больше и больше.

Свобода принесла мне мнимую легкость, но не надолго. В феврале и марте у меня появилась иллюзия восстановления себя – предчувствие весны и перемен. Как будто кто-то откликнулся на мои немые крики о помощи.

Никто не знает, сколько ночей я провела, накрывшись одеялом с головой, закусывая угол подушки, чтобы не закричать в голос и не разбудить никого своим криком. Когда легкие разрывало от сдерживаемого крика. Когда понимаешь, что не можешь закричать, но тупая боль рвется сквозь ребра, мышцы и кожу. Прижимаешь колени к подбородку, стараясь сжаться в комок, и только тихо поскуливаешь, как раненный зверь в  темноте своей берлоги.

Утром, сплевывая в раковину кровавые следы ночных кошмаров, я обещала себе быть сильной и идти дальше, хотя сил не оставалось. В это время в моей жизни появился человек, решивший потом лишить меня этой самой жизни. Я не буду называть его имя, но он тоже С.  Везет же мне на эту букву!

Он дал мне иллюзию свободы. Иллюзию того, что я нужна ему, что я желанна, и что он помогает мне и спасает меня. И я «светилась» в то время, но это был свет догорающей свечи, последняя вспышка умирающей звезды.

Я попалась в сети собственного любопытства, доверчивости и наивности, желания прикоснуться к запретному, неизведанному. Он много рассказывал мне об астральных путешествиях, магии, астрологии, шаманстве, гомеопатии – о всем том, что мне интересно. При этом запрещал мне медитировать, требовал неукоснительного послушания и выполнения его требований, насильно гнал в церковь, хотя я неоднократно говорила о своем дискомфорте после ее посещения. Нельзя внушить веру насильно. Он смеялся над моим преклонением перед природой и моими попытками лечить и спасать людей.

Я попалась на собственной доверчивости и неспособности себя контролировать в тот момент. В итоге, я сама отдала ему остатки своих сил. Сразу же пропал весь свет, потухли глаза. Я смотрела на свои старые фото, смотрела в зеркало и не узнавала себя. Куда пропала та девочка? Куда  исчез веселый блеск глаз?

И началась черная депрессия. Я боролась с ней, уходила в работу, «пахала» за троих, уходила позже всех, а дома падала без сил в кровать, чтобы усталое тело не дало мозгу возможности думать. Мне казалось, что это так просто – взять и вырваться из клетки.

Всю неделю с понедельника по пятницу я жила в бешенном ритме, стараясь не показывать, что внутри меня растет пустота, а тело превращается в бледную оболочку. Наступали выходные, а вместе с ними тоска. Тоска и одиночество.

Стало так тяжело и больно смотреть в окно, на  весеннее солнце и понимать, что весна, солнце, любовь существуют для всех, кроме тебя, не с кем пойти гулять по набережной, в Нескучный сад, не с кем пойти в кино. Да и сил идти просто нет.

Я ненавидела выходные еще потому, что именно в выходные дни дома случались скандалы. Накопившаяся за неделю усталость и невозможность «разойтись по углам» в нашей «двушке»  лишь усугубляли раздражение и нетерпимость друг к другу. Просыпаться от криков, швырять со звоном столовые приборы, хлопать дверью – стало каким-то  ритуалом, который никто не собирался отменять.

В одни выходные состояние опустошения достигло своеобразного пика. Я сидела в ванне в состоянии полного отупения и чувствовала, что как будто раздваиваюсь. Словно со стороны я видела себя сидящей в ванне, лилась вода, а я вертела в руке бритву.

Оцепенение прошло, когда я увидела собственную кровь. Боли не было, только красные струйки текли по руке. Это была моя вторая суицидальная попытка. Мне стыдно об этом говорить, потому что считаю суицид проявлением слабости. Умереть проще, чем жить дальше. Но я не имею на это права, не сейчас. Слишком велик груз ответственности, который я зачем-то взвалила на свои хрупкие плечи.

Усмирить раздвоение личности не так-то просто. Расщепление сознания, «схизис», может завести человека туда, откуда мало кто может вернуться. Речь не о смерти, речь о безумии. Ценой успокоения стали мои волосы: только сбрив волосы на лобке и на висках, я смогла прийти в себя. Возвращение в невинность? Нет, скорее выброс негативной энергии, которую надо было направить в какое-то русло. А рука так и тянулась нанести десяток порезов до локтя…

Мнимое спокойствие. Через 5 минут началась истерика. Я ревела, выла, скулила, готова была  биться головой о кафель, понимая, что придется жить дальше, снова задыхаться от тоски и одиночества, делать вид, что все отлично. И видеть новые кошмары наяву.

Я улыбалась, понимая, что добиваю себя. Но где-то вдалеке маячил свет, как мне казалось. Моя работа – последнее, что осталось. Я работала как вол, уверенная, что меня за это ценят и считают человеком, личностью. Очередная иллюзия.

Вот только тогда я заметила, что потеряла свои способности видеть ауру, чувствовать чужую боль, эмоции, настроение. Больше не могу успокаивать больных одной лишь улыбкой. Раньше я входила в палату и даже «тяжелым» больным становилось легче. А теперь все это исчезло. Да и не было самого желания помогать.

Сначала я не обращала на это внимание. В состоянии апатии мало на что обращаешь внимание. Но апатия сменилась чувством собственной ущербности, неполноценности. Я не чувствовала себя женщиной, не чувствовала себя человеком. Просто неопределенное существо среднего рода. Оно. Испорченный механизм без половой принадлежности. Шарнирная кукла с разболтанными суставами.

Мимо меня стайками пробегали счастливые красивые девушки в легких платьях, а я пряталась в огромный свитер, чувствуя ледяной холод на двадцатиградусной жаре. Солнце, весна, чувства – это для избранных, а я в их число не входила.

Меня спасала только музыка. Музыка и книги. Как тогда, на 4 курсе института, после  конфликта с группой за две недели до сессии в 8 экзаменов. Когда я, как пьяная ходила в институт с сердцебиением в 150 ударов в минуту и ватными ногами. Тогда со мной были «Техану» и «На последнем берегу» Урсулы Ле Гуин. И музыка.

Сейчас читать я не могла. Строчки расплывались, превращались в борозды и волны, а смысл текста ускользал. Я могла  несколько раз перечитывать один абзац и не понимать, что в нем написано. Но музыку слушала постоянно. Сквозь шум в ушах, шум метро, крики скандалящих в другой комнате, несмотря на снижающийся слух.

Я гоняла по кругу записи «Diary of dreams» и, конечно же, Moonspell. Фернандо… единственный голос, от которого у меня подгибаются колени. Его песни я узнаю с первой ноты. Один аккорд, голос -  и меня уже нет. Я просто конгломерат вибрирующих клеток. «Without you Im Mute…» * (строчка из песни). Без меня…

Я снова стою в толпе танцпола клуба «Точка» и чувствую, как сердце рвется из груди под рев электрогитар. А на сцене ОН, мой любимый Фернандо.  Первые аккорды «Scorpion flower», мой спутник сажает меня себе на плечи, я тянусь руками и всем телом  к сцене. Эйфория. Фернандо поет только для меня, ОН воплощение мужественности и сексуальности, мой ангел, мой бог. И вдруг снова чувствую, что живу.  Засыпаю счастливая, наплевать, что завтра вставать в 5 утра, чтобы ехать на дачу.

Эйфория длилась не долго. В начале июня на очередном распределении меня ждал неприятный сюрприз. Меня перевели в 50-ю городскую больницу.  Простую городскую больницу, с приставными койками, с запахами разлагающихся тел и отсутствием лекарств и инициативы. Это жизнь. Такое со мной уже было и повторения не хотелось.

Я так надеялась, что меня «отмажут» от этого, заступятся за хорошего работника, оставят работать там же. Чуда не случилось, незаменимых у нас нет, обещание никто не собирался выполнять.

Я целый день провела у телефона, все ждала, что мне позвонят. Но с каждым часом надежда таяла как прошлогодний снег. Я душила подкатывающие слезы и все думала: «Как же так? Почему? За что?». Вечером, ближе к 8 часам, несмотря на все попытки сдержаться, пару таблеток «валерьянки», у меня началась истерика.

Слезы, крики, типичное истерическое удушье, подкашивающиеся ноги, дрожащие пальцы. Без остановок в течение 4 часов. Плотину прорвало, и никто не собирался ее восстанавливать.

Сочувствие не было, особенно со стороны самого близкого для меня человека – мое матери. Она лишь подливала масло в огонь. Говорила о моем неумении мириться с проигрышами, о том, что надо знать свое место, что я много на себя беру, необходимости подчинения и далее в том же ракурсе.

Нет, никто не собирался поддерживать меня, держать за руку, по-настоящему сочувствовать. Снисходительные улыбки – «мы-то остались, а тебя выслали!». Самое обидное, что коллеги по отделению на следующий день даже не повернули головы в мою сторону в ответ на приветствие, а через  неделю даже не узнавали в лицо.

Тогда-то я и поняла, что я сорвалась. Сорвалась с катушек и понеслась в никуда, как подхваченный ураганом домик девочки Элли в Страну Оз.

Что было дальше? Как повторяющийся кошмар – признак невроза. Утром нет ни сил, ни желания проснуться, днем – двигаться, ночью – заснуть. Месяц на таблетках. Я готова была горстями пить «Афобазол» но эффекта не было. Один неверный взгляд, и у меня начинается истерика. Недержание аффекта, как говорят психиатры.

Я запиралась в туалете и рыдала на дежурстве, вытирая слезы краешком халата. И все потому, что старшие доктора хотели обсудить «личные вопросы» и попросили меня выйти из комнаты. Пустяк, а я в слезы. Но когда коллеги  потом просили меня не обижаться на это, я пулей бежала обратно в туалет – плакать. А потом «резиново» улыбалась, убеждая их, что все в порядке, я не обижаюсь. А сама надеялась, что они не заметили моих заплаканных глаз.

В тот момент я мечтала о рецепте на антидепрессант «Рексетин». Он даже снился мне по ночам, как спасательный круг утопающему. Мне снилось – я выпиваю таблетку, и все проходит. Я снова становлюсь собой, я снова здорова и счастлива. Но никто не собирался мне его выписывать, а сама я это сделать не могу.

Я всегда думала, что неврозы и депрессия – это привилегия слабаков. «Депрессия – от безделья, невроз – от слабости» - постоянно внушали мне, и я с этим соглашалась. Ошибалась, как ошибалась. «Сплинизм» - эпитет, которым мать обозначала мое плохое настроение, я ненавидела до зуда в ладонях,  а мать старалась употреблять его как можно чаще, как будто специально. Себя я к их числу слабых не относила.

«Милосердие для слабых,

     Сильным – яду испокона…» *

Мне никто не дал яда, не дал антидепрессантов. Не было и милосердия. Тахикардия и музыка, удушье и «ватные» ноги – вот мои вечные спутники. И острая необходимость все изменить, резко, безвозвратно. Раз и навсегда обрубить концы, сжечь последний мост и начать писать  с новой страницы, с чистого листа. Но не было желания работать, писать статьи, заниматься творчеством. Это душевная слепота. Colourblind. Я приходила домой и тупо пялилась в монитор компьютера.

ICQ, «аська», столько людей «online», а поговорить не с кем. Некому выговориться. Электронные дневники – единственная отдушина, виртуальные друзья – реальных не осталось. «Одиночество в сети» - для меня не только название романа Януша Вишневского. Это состояние, которое в какой-то момент стало моей реальностью. Кругом лишь стены, а самые крепкие – в собственной голове.

Своим маленьким рывком на свободу, первым шагом к восстановлению, я считаю поход в парикмахерскую. Я решила подстричь волосы на пару сантиметров и покрасила несколько прядей в темно-вишневый цвет. Провокация. Эпатаж. Смешно.

Колдовал надо мной в салоне кудрявый мальчик Руслан. Пока он меня красил, расчесывал и стриг, я любовалась его руками и бедрами. Он без умолку трещал, смешил меня, говорил, что надо чаще улыбаться.

Когда он мыл мне голову, я испытала настоящее сексуальное удовольствие. Теплая вода, мужские руки. Мне хотелось мурлыкать и жмуриться, как сытой кошке, а по телу разливался приятный огонек. «Шикарной девушке – шикарная прическа!» - сказал он мне на прощанье.

Я шла домой, сияя как начищенный самовар, и было абсолютно все равно, что скажет мать, что решат на работе, и как моя новая внешность не вписывается в образ врача.

Идеальный образ  врача – «сгорая сам, других спасаю», безупречно белый халат, самопожертвование и смирение. Минимализм во всем и железная воля. И постоянные укоры: «какой же из тебя врач, если у тебя карандаш на столе криво положен?!» или носки не ровно на батарее висят, или на юбке складка, а юбка слишком короткая – «надо на 2 пальца длиннее». Я ненавижу эти самые « на 2 пальца длиннее», которые надо независимо от длины юбки – что по колено, что до пяток. Но ты не врач без этих пресловутых «2 пальцев».

Дома ничего «доброго» мне не сказали.  Все эмоции выражались поджатыми губами, нахмуренными бровями и презрительными ухмылками. На работе – вопросами «а что тебе на это скажет ученый секретарь?». Абсолютно все равно было, отрезанные волосы обратно не прирастут.

Прошел месяц  после нервного срыва. Истерик стало меньше, но они все равно были и прекращаться не собирались. Таблетки не действовали, а в поступках и мыслях была абсолютная неадекватность. Марионетка, зомби, кукла – но только не человек. И лишь безумное желание в отпуск, отдохнуть, расслабиться.

Отпуск начался, когда я осталась одна в Москве, «на хозяйстве». Я ходила на работу через день. Отсыпалась. Самое главное, что никто не давил на мой обезумевший мозг, не упрекал, не учил меня жить. Мне казалось, что я начала по кусочкам восстанавливаться.

Несмотря на ледяную грусть от одиночества, желание, чтобы кто-то ждал меня после работы, встречал в коридоре, радовался моему возвращению, мне не хотелось ни оргий, ни вечеринок, ничего. Я просыпалась после полудня, пила кофе до вечера и наслаждалась свободой и собственной наготой. Полное отсутствие одежды – вот еще одна привилегия свободной жизни.

Но жара и перманентное одиночество обострили мои чувства и инстинкты, гормоны бурлили в крови. Безумное желание любить и отдать наконец накопившуюся нежность подступало к горлу каждую ночь. Так надоело мерзнуть по ночам даже в жару. Как у Ремарка: «Когда спишь один – всегда холодно».

И с легкость я соглашаюсь на приглашение в гости, поражаясь своей безумной смелости. Как можно, подобное недопустимо! Внутри все дрожит, а в голове крутится дурацкая мысль – «брить ли ноги?». Куда там монолог Гамлета «быть или не быть». Глупости, но это практически свидание вслепую и хочется быть на высоте.

Я прекрасно знала, зачем еду в гости, не маленькая уже. Но было любопытно и немного смешно – как же ЭТО будет. Когда же несмелые движения станут настойчивыми, исчезнет барьер скромности, а тела сольются в экстазе…

Вычеркнуть и забыть, стереть следы прикосновений, перевернуть страницу в памяти и идти дальше, не огладываясь на полыхающий за спиной мост. Невозможно. Мозг купается в сладких потоках эндорфинов, а тело все сильнее вибрирует от наслаждения, как струна, тронутая нежными пальцами музыканта.

Я искренне хотела ни о чем не вспоминать. Но как забыть имя того, кто  вернул ощущение реальности?! Жить снова, чувствовать, любить. Именно любить, купаться в потоке нахлынувшего чувства и дарить его окружающим.

Через несколько часов я стояла в очереди в банке, рассматривала толпу. Но теперь я видела  еще и тонкий полупрозрачный контур вокруг каждого человека – ауру. Нет. Не может быть! Я не верю своим глазам, но вдруг все вернулось. Я снова могу видеть…

Я, как наркоман, получивший вожделенный наркотик, как путник, мучимый жаждой, припавший к воде, жадно впитывала чужую ауру, разглядывала, запоминала ее. Вот оно, прекрасное чувство возвращающейся силы. По щекам текли слезы, а я лишь повторяла его имя.

Теперь я снова чувствовала себя собой, той самой девочкой с сияющими глазами, смотрящей  на меня с  прошлогодней фотографии. Даже лучше. Я была той самой девушкой на фото,  как будто героиней старого  черно-белого фильма, той самой девушкой с горящими глазами, ведь смотрела я ими тогда на любимого человека. Это фото так хвалили на  многих интернет-сайтах.

А я снова писала стихи, рассказы, смогла взять в руки заброшенную вышивку. Стремление к творчеству, ощущение полета, желание жить и чувство, что за спиной отрастают новые крылья, взамен сломанных.

Как же я хотела, чтобы это прекрасное головокружение, пьянящее чувство продолжалось бесконечно. Воспаленное сознание и изголодавшийся мозг  требовали все новых порций гормонов удовольствия. И фантазии густой рекой  растекались по телу, а в них всегда присутствовал он, ОН. Его губы, руки, улыбка, глаза – я могу перечислять до бесконечности, каждая клеточка его тела была рядом со мной. Я слышала его голос в шелесте листьев на ветру, смотрела на небо, а облака складывались в его профиль. Влюблена… влюблена.

Но тяжело любить равнодушие. When one in love and other feels nothing… Бесконечные поиски скрытого смысла там, где его нет, стремление быть ближе, упирающееся в глухую стену равнодушия, пощечина сомнения. Вот снова комплексы,  собственная неполноценность и ущербность. И снова бессонные ночи, мокрая от слез подушка, невозможность любить.

Еще одна встреча, поцелуй, взгляды украдкой, горящие глаза - мои. Как же хотелось прикасаться, прижиматься, но невозможно. Не сумела. И с каждой секундой пропасть между нами становилась все больше, гораздо больше, чем расстояния, часовые пояса. Между нами километры времени, мы в разных измерениях… мы две прямые непараллельные.

«Почему ты так страдаешь по предыдущему возлюбленному?» - как то спросили меня. Я задумалась. Наверно, мне жаль моих чувств, мыслей и желаний. Того стремления стать «нормальной», спокойной, «как все», выйти замуж, родить детей. Даже имена им придумала уже. И пойманный  на свадьбе букет невесты стоял в вазе…

Невозможно. Не дано. Все растаяло, букет засох и был выброшен вместе с очередным листком отрывного календаря.

Начался официальный отпуск. Кто-то ехал на море, кто-то в Европу, а я на дачу. В ночь накануне  отъезда мне вдруг снова нашел тот самый С., пытавшийся меня убить. Страх, панический страх охватил меня. Неужели снова?! «Кажется, ты выздоровела!» - написал он, а у меня похолодели руки, и чуть не остановилось сердце. Трясло, задыхалась и молила только об одном звонке, так хотела услышать любимый голос. Нет, он не позвонил. Справиться мне помогли совершенно другие люди, за что я им благодарна.

Мы разъехались в один и тот же день, прощание по смс, сухо, без эмоций. Да и зачем они. Мне хотелось тишины и покоя, развеять легкую грусть. Пакет с вышивкой – вот все, что было необходимо. А сейчас она лежит заброшенная.

Потом я поняла, что не могу сдержать внутри все чувства, переполняющие меня. Я начала писать. Длинные письма, обращенные в никуда, стихи, мысли, обо всем, что меня окружает. Бумага стерпит, и она действительно терпела и продолжает терпеть.

В обществе своей бабушки я выдержала  4 дня. «Замашки вдовствующей королевы» - так называла мать ее поведение. По первому зову надо выполнять ее желание, несмотря на то, что ты в этот момент ешь, спишь, работаешь. У меня был один маршрут – от плиты до мойки на другом конце участка, каждый раз с тазом грязной посуды.

И каждый раз меня упрекали в безответственности, лени, упрямстве и бестолковости. А я не понимала за что. Вечный образ неблагодарной дочери  накрепко прилип ко мне, и отодрать его,  похоже, можно только вместе с кожей. Комплекс вины, впитанный с молоком матери, вдалбливаемый в голову каждый день, непонятный долг кому-то.

С дачи я вернулась с острым желанием не возвращаться туда. О чем и сказала матери. Язык мой- враг мой. Сколько же было упреков, претензий, разговоров про неблагодарную дочь, про то, что мне много чего в итоге останется в наследство, предложение снимать квартиру и выметаться. Говорила, что раньше со мной был контакт, а теперь он испарился. Неудивительно, мне столько раз говорили «не мучай мой мозг», когда я обращалась со своими проблемами, о каком контакте теперь может идти речь?

 Еще больнее – обвинение во лжи. Каждое слово – пощечина. Но я с  большей радостью выдержала бы пару настоящих оплеух. Меня уже били по лицу, я знаю, что выдержу.

Странная это манера – учить жизни оплеухами взрослого человека. Пытаться ремнем исправить сформировавшийся уже характер. Однажды, на очередной упрек по поводу якобы плохой успеваемости, я ответила, что мой диплом – это только моя проблема. В память о том вечере у меня остался тонкий шрам от лопнувшего сосуда под левым глазом, похожий на морщинку, и фиолетовое пятно лопнувших капилляров над суставом на ноге, на которую я так больно упала тогда. Так я научилась терпеть и сопротивляться.

Я плакала, после нервного срыва я вообще не могу сдерживать слезы, плачу по любому поводу. А еще просто физически не могла оставаться дома.  Убежала  под предлогом назначенной встречи. Мать  грозилась запереть дверь. Но «выход есть, как всегда в окно» * (ДДТ «Черно-белые танцы»).

И я бежала по улице, не поднимая глаза на прохожих, безумные глаза, полные слез. Я плакала в метро, сползая на грязный пол по колонне. Вытирала глаза салфетками и снова плакала. Равнодушие вокруг, пустота внутри. Необходимость встать и ехать. А в вагоне люди… мне казалось, что все  вокруг смотрят на меня с презрением,  показывают пальцами. «Смотрите, она плачет, она не справляется!». Никаких эмоций прилюдно, никто не должен видеть твоих слез и твоей слабости. Я так долго жила по этим принципам, старалась быть сильной, «стальной леди»,  железной бабочкой, а теперь заливалась слезами на станции метро. И если бы кто спросил, что произошло, я бы ответила – я умерла.

Мимо меня прошли два подростка, оставляя после себя запах пива. Посмотрели на заплаканное лицо, поймали безумный взгляд.

-Девушка, может вам помочь чем-нибудь? – качаю головой в ответ.

 - Всего вам доброго! –  с искренней теплотой желают они и уходят.

 - Спасибо, - шепчу в ответ. И от их слов, от нежданной теплоты хочется плакать еще больше, хочется валяться на грязном полу, биться головой о мраморные плиты и кричать: «За что? Что я сделала не так?»

Хорошо, что нашелся человек, готовый меня выслушать и поддержать. Я плакала у него на плече, а потом он просто держал меня за руку и слушал, пока мы гуляли. Гуляли мы долго, говорила я много, перескакивая с одного на другое. Рассказывала, как пила таблетки горстями, как плакала на дежурстве, о своих публикациях, о необходимости снимать квартиру.

Чем дальше, тем легче мне становилось. Теплый вечер, центр Москвы, тихие переулки, высотка на Котельнической набережной. Хорошо, когда можно просто идти, прямо по улице, придумывая на ходу маршрут. Я была готова к закрытой двери квартиры, знала, что мне есть, где переночевать.

Два дня в одиночестве дали мне время на размышления. Всплеск чувств, несколько холодных сообщений в ответ. Очередная бессонная ночь, слезы. Выбора у меня не было – надо возвращаться в тот же кошмар.

Возвращалась я уже с компьютером в рюкзаке, желанием работать и необыкновенной легкостью на душе. Шла по дороге, чувствуя, что люблю. Просто люблю, не кого-то конкретного, а просто наслаждаюсь чувством. Но как же ненадолго, всего лишь до вечера.

А вечером снова обвинения и упреки. Почему я должна быть виновата в отсутствии теплицы, текущей крыши, смерзшей яблони? Почему моя работа считается пустяком, а мои статьи – бесполезной тратой времени?

Мои статьи… то, чем я действительно хочу заниматься. Соседка всплескивает руками: «Ты пишешь? Неужели моей внучке все это предстоит?!» Я горько улыбаюсь в душе. Внучка замужем, ей не надо сидеть ночами  и писать тексты, чтобы купить пару обуви. Вот всплыла еще одна обида.

Я провела ночь на недостроенном втором этаже, обхватив колени руками. Перебирала  в памяти всю свою жизнь. Вспоминала, как меня ненавидели в классе за то, что умная, за стремления, вспоминала вечные требования учиться «только на пять», вспомнила вступительные экзамены, вспомнила сессии, после которых несколько дней не могла встать с кровати, а меня все корили за «четверку», конфликт с институтской группой, наверное, с него-то все и началось.

Я сдала государственный экзамен на самый высокий балл в группе, на потоке. Я пошла учиться дальше в самое лучше из возможных мест.  Я столько раз отказывала себе в развлечениях, в любви, выбирая учебники. Я стремилась выполнить данный мне наказ «Твоя единственная обязанность -  хорошо учиться», который вдруг сделал меня «неблагодарной дочерью». Как бы я ни старалась, результат всегда один и тот же.

Но чем дальше, тем больше эпитетов в мой адрес. Теперь к «неблагодарной дочери» прибавилась «проститутка» и «шлюха». Увы, не первый раз. После первого раза я ушла из дома и ночевала у знакомой. Интересно, если действительно ей стать, будет ли так обидно, если назовут «шлюхой»?! Стоит ли пробовать?!

Изумляет еще  то, что при моей попытке уйти куда-то после таких оскорблений, мне напоминают о том, что прав-то уйти я не имею. Увы, меня связывает материальная зависимость и комплекс вины, вдалбливаемый в голову с рождения.

Однажды на мой вопрос  преподаватель по психологии ответил, что это наследие «советских» принципов воспитания чувства долга и вместе с ним – комплекса вины. И я действительно чувствовала себя «плохой», «виноватой». А знакомый каждый день дарил мне листки с цветными надписями «Ты хороший человек!». В чем я была виновата? В чем я виновата теперь?

Заканчивается отпуск, его я буду помнить долго. К сожалению, у меня хорошая память.  Я не настолько мудрая и сильная, чтобы простить и забыть. Простить – значит понять, а этого я понять не могу.

К чему я пришла? К осознанию собственного безумия, осознанию того, что мне нужна помощь, что меня еще можно вытянуть. Нет, ничего не исправится само собой, как бы мне не хотелось. Insanity – такое ласковое слово, обозначающее мое состояние. Куда дальше? Не знаю. Падают последние осколки.


Категория: Новости | Просмотров: 283 | Добавил: muchand | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Поиск
Календарь
«  Январь 2011  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
     12
3456789
10111213141516
17181920212223
24252627282930
31
Архив записей
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • Copyright MyCorp © 2024
    Бесплатный конструктор сайтов - uCoz